|
Кратер язвы греет руки,
руки-крюки.
Лапы-руки - плоти гладь
расковырять.
Вой истошный в боли, в муке
старой суки,
той, дворОвой, что опять
дурИт рожать.
Шалую, лишайную, больную
догнала почти "с косою". Глядь -
воем притомилась доставать
меня слышащего и себя глухую,
утомлять
присутствием вслепую,
наобум проклятья навлекать.
Слёзы - градом,
струпья - снегопадом,
блохи - лбами,
шерсть - клоками
по весне,
кровь-скотина
стынет...
Чуть жива тварь и не рада
снам интимным...
Монолита нет в десне.
Когти-плуги еле-еле
режут землю,
даты трут с надгробья плит
системой сплит.
Нюхом видит, нюхом слышит,
но не внемлет.
На такого зверя "не такой" ловец бежит.
И не надо злиться,
твой в пути убийца
и, как говорится,
на серьёзного пловца и дверь летит.
В глазах спички, лапы - шины,
клык из глины,
шерсть - палас (ковёр когда-то, теперь - нет),
хвост - пистолет.
Для озлобленной на дней рутину
зверь-машины
ям, сетей, заборов и капканов нет.
Разбудила взор неверный,
нервный,
серый (некогда зелёный):
вот он! Лишний. Гнойный лгун.
Тупой болтун.
Ныл, вонял, на вкус был скверный,
несолёный,
крест мальтийский бриллиантовый на лбу.
Когти внутрь вдруг убрала,
улыбаясь, искушала
и подушками душила,
но слюной удобрила
и резцами раскроила.
Насмешила?!
Хули-нна?!!
Разложила
плоть и кровь.
Ветер разбросал в округе.
Лгун свободен! Титры в бровь.
Буги-вуги!
Пойте, други:
"Будь рождён и съеден вновь!"
_ _ _
|
