Поэта век короткий, но он в венце творений. И вот стоят коробки его стихотворений, И в затруднении дети куда всё это деть им. На то они и дети, чтоб сжечь коробки эти.
Поэт страдал, поэт творил, поэт стихами говорил. В стихах огонь, в душе слеза, на мир распахнуты глаза: Быть может, кто-нибудь поймет о чем душа его поёт, . Порой он сам не разберет, куда она его зовёт .
Пока творил так до седин, остался он совсем один. Оставила его семья, покинули его друзья, Растаяв в прошлом и былом, которое вернуть нельзя. В одну и ту же воду не войти на трудном жизненном пути.
И вот настал последний стих, огонь поэзии затих, Поэта приняла кровать, где он собрался умирать. Ну а стихи не подарить и не отдать, И кто же согласится взять, Никому не нужный хлам, валяющийся по углам?
Последний вздох поэта и мчится весть по свету. Мол, потому-поэтому, но нет уже поэта. Не в горе дети, в радости: делить наследства сладости. И, поводив в последний путь, успели всё перевернуть.
Разворошили они дом, перевернули кверху дном, Но не нашли там ни гроша, была у папы чистая душа, А за душою ничего, остались лишь коробки от него. И в затруднении дети: куда коробки деть им
Возник сосед — Нерона продолжение с огнелюбивым предложением: Мол, не в речке их топить, а лучше баньку истопить. И все решили: так тому и быть, а про стихи забыть. Попарились, как принято, и до рассвета звенели песни за здравие поэта.
Здесь истина дана одна простая нам: Уйти придется всем. Не оставляйте хлам.
|