Мне омерзительно жить в этом мире, где никто не понимает меня, даже я сам! Мне омерзительно жить в этой квартире, где каждый шаг воскрешает ужасные воспоминания, где все предметы против меня, это я точно знаю. Они отвернулись от меня в трудную минуту! Они издевались надо мной, когда я проявил слабость! И так было всегда… Они ненавидят меня, а мне приходится ненавидеть их. Они смотрят на меня насмешливо, с отвращением и злобой, и лишь изредка во взглядах некоторых из них мелькает жалость, кратковременная и неискренняя… Да, и с ними я должен как-то сосуществовать!.. Просто я не люблю, когда вещи командуют мной! Я люблю сам командовать вещами и решать сам, что им нужно, понимаешь? Вот, например, однажды кухонный шкаф на полном серьёзе сказал мне, чтобы я больше не хранил в нём вилки! Он угрожал мне! Нет, я, конечно, вилки в нём больше не храню, собственно, как и ложки, и прочие столовые приборы… Но такой расклад мне совсем не нравится, совсем!.. Вещи вообще очень недоброжелательны и малообщительны. Они всегда погружены в своё собственное нутро; даже если они ненавидят тебя, они делают это именно оттуда… За примером их невежливости и нелюдимости далеко ходить не надо! Сегодня я решил выпить водки. Дабы не делать этого в одиночестве, я решил предложить моему старому дивану, на котором я спал много лет, составить мне компанию, ибо из всех предметов в моём доме он был мне наиболее симпатичен. Я налил ему горькой и вежливо предложил попробовать, на что он не ответил ни положительно, ни отрицательно, проявив тем самым крайнюю степень хамства. Ну, вот, допустим, я захожу в ванную комнату… Прямо передо мной стоит таз. Могу поспорить, что он до омерзения не рад меня видеть, хотя я не питаю к нему сильного отвращения! Впрочем, я отношусь к нему довольно равнодушно, я никак не связан с ним в духовном плане и абсолютно не нуждаюсь в его поддержке. Нет, конечно, если мне срочно постирать в нём носки, шапку или почистить картошку, он не откажет, но работу свою будет выполнять без всякого энтузиазма… Но я уже привык к такому его поведению, как и к поведению многих других предметов, которые никогда не будут полностью принадлежать мне, ибо никогда не признают мою власть над ними. Их расположения я могу добиться только силой, причём, силой именно физической; высшее же состояние родственной близости и осознание собственной связи со мной признают лишь немногие из них, да и те сделают это неохотно, просто чтобы целенаправленно выполнить своё земное предназначение. А вот, например, носки! У меня их не так уж и много! Я всегда отношусь к ним с особой привязанностью и очень огорчаюсь и переживаю, когда они рвутся или теряются. Но на мою глубокую привязанность они отвечают своим внутренним, каким-то тайным удовольствием неподвижно лежать на полу или висеть на батарейке. Они молчат, когда я спрашиваю у них, как дела! Они даже не удосуживаются из вежливости спросить, как дела у меня! О каком уж уважении тут может идти речь?! Они не уважают меня, нет. И не любят. Я – чужой для них, как и для всех остальных, прочих, существующих внутри и вне своих истинных предназначений, и я вынужден это принять, смириться с подобным положением вещей в моей жизни, в моей квартире, в моём сознании и подсознании…
|