Спасибо, зябкий ветер ноября,
Что ты в финальной сцене дня за пеленой дождя
Подул азартно, нагло раздувая
Багровое полотнище слепого корабля.

Не ставили на якорь «Альбатроса»,
И кнехты как русалок косы не

Обниму, обовью ночью тёмною
И над телом любимой души
Я слова зашепчу столь знакомые,
Растревожив чертоги тиши.

Твои волосы угольно-жгучие
Аккуратно поглажу рукой
И ресницы немного колючие
Обласкаю

Он молча ждал. Его одежды
Струились тихо на ветру,
Его глаза морей синее
Вонзались в парка пустоту.

Сребром червлёным ниспадали
На плечи локоны волос,
Рубины в запонках сверкали –
Как кровь убитых

И вновь одна. Опять одна. Наконец-то. Перебирая под ногами сухие опавшие листья, она шла – ни останавливаясь, ни прислушиваясь... ни плача. Так и она сама: пожелтевший лист на дереве жизни, ещё совсем молодом, но уже наполовину сгнившем. Где-то вдали прокричала ворона, напомнив тем самым, что она – не единственный посетитель этой шикарной обители скорби. Когда она впервые встречала свой последний восход, встречала не одна? Сколько лет прошло? Сколько бесконечностей? Уже не счесть. Лишь кожа ещё

«Ты – мой рай...», – шептали нежно губы,
Наугад ища себе подобных;
Красной нитью штопаные судьбы,
Тени две на паперти бездомных.

Стаи крик, летящей точно к югу,
Пробуравит сердце, что свободу
Отдало за

Ночь синим бархатом укутала город – мегаполис бетона и пыли, асфальта, ещё совсем недавно раскалённого под безжалостными лучами рыжего солнца; мегаполис ярких неоновых вывесок, рекламных щитов, кричащих неумолимой пошлостью лозунгов, что уже давно набили оскомину, автобусных остановок со скамейками, на некогда полированной поверхности которых красуются шрамы из слов – словно пародия на запястья какого-нибудь ранимого подростка, вырезавшего на нежной молодой коже имя той радости и боли, что

Нежным вальсом кружат пожелтевшие листья,
Расстилаются под ноги пёстрым ковром,
И породистый конь грациозною рысью
Топчет клумбы фиалок в саду городском.

Отбивают часы старой ратуши полночь,
Гаснут рыжие

Ночь – одна из тех, что, укутывая под своим плащом, не дают успокоения молящему. Тихий плач небес. Распахнутое настежь окно... Лёгкая дымка, прокравшись сквозь бархат занавесок, соскользнув на мраморный пол и осторожно задув уже почти совсем догоревшую свечу, приняла ясные очертания. Очертания того, кто вышел из тени в надежде обрести покой. Того, кто жил ожиданием встречи. Того, кто любил, боясь взаимности... боясь ЕЁ погибели. Но слишком поздно. В песочных часах жизни последняя песчинка

Ты – мой рыжий огонь, летний зной, моя страсть,
Велика надо мной твоя тайная власть,
Твои руки сильнее драконовых крыл,
Ты меня в них поймал, ты меня приручил.

В танце вьюсь пред тобою покорной рабыни,
Наготу

В ночь полнолуния, в час искупления,
К чаше безумия без сожаления
Жадно прильнёшь и иссушишь до дна
Странного вкуса хмельного вина.

Небо разломится, пропасть разверзнется,
Мастью пиковою черви заменятся, ...
читать полностью

Как только марева всполох
Последний дрогнул чуть,
Вновь одинокий силуэт
Неслышно мерит путь.

Роняет лепестки венок
Из диких орхидей
В каскаде из убитых звёзд –
В каскаде фонарей.

Светилом

Истлевший шлейф цепляет ржавый щебень,
Сметает пыль с гранитовой основы,
Беспёрым крыльям больно снять оковы –
Как вынуть из-под вен вплетённый гребень.

Звёзд мириады режут нить тумана,
Песчинки соли лижут

Белёсым облаком по небу
Влачится силуэт Души,
Своею грешною рукою
Её коснуться не спеши.
Не с пламени костра, не с кольев,
Не с плахи липкой в эту ночь
Взлетела ввысь – от глаз холодных,
От глаз чужих

На закате краем моря
Уходил твой силуэт,
И песок, с волною споря,
Плачу сердца молча вторя,
Сохранить пытался след.

Солнца диск, лучи теряя,
Алым красил горизонт,
Корабли маяк искали,
Тишь и

Летя на рыжий хвост костра,
Лиловый мотылёк не видел,
Чья разожгла его рука,
Кто зло вершил почти любя
И кто любил – и ненавидел.

Теряя контур тонких крыл,
Он не жалел, что это больно:
Своим