|
Шел вечер, шел уже давно,
По улице шагал парнишка.
На улице мело пургой,
А мальчик отвечал усмешкой.
В него летели стрелы, грезы,
Пытаясь в сердце все попасть,
Но он шагал. Шагал он гордо,
Не дав сердцу его пропасть.
На голове туман бесцветный,
Да капюшон надет давно.
Идет он так сто лет, наверно.
Ему на это все равно.
Он видит только звезд сияние,
Что освещают млечный путь
И дом его, его компанию,
Которых он лишился вдруг.
Он был не скуп, не зол, сердечен.
Он убежал из-за того,
Что в мире он, увы, не вечен...
И мир не поменять законам всем на зло.
Парнишка шел и голову не опускал,
Смотрел он в оба глаза,
Чтобы чего-то не проспать,
Что жизнь его изменит сразу.
Разглядывал он тени от деревьев,
Которые рисуют линии на льду,
Смотрел в луну... Красиво она светит,
Чудесно дополняя темноту.
Вдруг в небе тучи стали собираться,
Деревья не казались хороши,
А мальчик шел, все думая о встречи
Хоть с кем-то в этой дивной пустоте.
Летающие вороны кричали,
Вдруг - выстрел! Птицы все упали
И замертво легли на голый лед,
Подергивая крыльями в испуге.
Тут мальчик приподнял свой капюшон,
Шагнул навстречу птицам.
И выстрел! Выстрел! Выстрел!
Он встретился лицом к лицу со смертью.
Раздался крик, все упускало смысл,
И тени над лицом его сгущались.
Смерть подошла и длинным-длинным ногтем
По позвоночнику его сердито провела.
Сердце горело, большего не надо:
Исчезнуть! Раствориться! И пропасть.
Холод пронизывал ребенка до печенок,
Вот бы ему в это время мирно спать...
Он никого не звал и не просил о жизни,
Лежал. Зажавшись что сил.
А смерть стояла за спиной его, наверно,
И что-то думала в своею голове.
Он был источником своих страданий, верно.
Искал, не думая - чего.
И, вот, нашел, и думал он, наверно:
Сейчас тут не хватает одного.
Лишь одного - ведь худа без добра
Не приходило в нашу жизнь ни разу.
Чего-то доброе и милое слегка
Всегда мы можем разглядеть и в грязи.
И вдруг по льду, к которому он пал,
Прошла искра, быть может, огонька.
Почувствовал тепло в груди парнишка
И глянул на разбитого себя:
Огнем пылало сердце,
Светя сильнее солнца.
Тепло! Тепло безумно,
И мальчик на ноги вдруг встал.
И смерть стояла, не боясь рассвета,
Глядя на возбужденного мальца,
Глаза ее сверкнули без ответа,
И мальчик пал, чуть не разбив лица.
Он был рассеян и немного болен,
Глаза притихли, но потом опять!
Опять заставил сердце
Свое безумно ликовать!
Он начал осторожно подниматься,
Не совершая дерзкие рывки,
Довольно плавно, но упрямо
Парнишка стоя вновь на смерть глядел.
Глаза у дамы в черной пелене
Вдруг заблестели с новой силой,
И мальчика к земле она пыталась
На веки вечные, как будто, опустить.
И мальчик стал нелепо опускаться,
Желая жить! Желая видеть свет!
Стоял, но пал... И пал он так негладко,
Боролся, видно. Видно, не сумел.
Он закричал! От невозможной боли,
От боли безысходности своей,
Когда костлявая и старая мадонна
Вновь подала из глаз своих тот блеск.
Но буря сердца не желала сдаться!
Малец набрал огня в груди
И встал! Не собираясь опускаться
Пред низостью костей и пелены.
И смерть была не дамой для игрушек,
Вокруг нее заполыхала тьма.
Тьма, разъедающая кожу
И заставляющая больше не дышать.
Две силы, выживший - один.
Но смерть - она ведь жить не может,
Но действует. И вес ее значим.
Она без обязательств пред законом.
Обычный мальчик иль конец?
Конец - он неизбежен, но отложен.
Его никто не любит, наконец,
И вряд ли нелюбовь поможет.
Любовь - вот истина, вот свет,
Вот в маленьком мальчонке бьется сердце,
Которое, сдается, по размерам
Раз в сто мальчонка превосходит.
Оно стучит, и отдается эхо,
Все люди могут чувствовать тепло
Всех-всех, кто жив и остается на планете
Во имя светлого и храброго: Добро.
Слились их души, как букет
Чудовищно несовместимых красок,
И началась борьба за мир,
За сущность, право и удачу.
Малец кричал народ в подмогу,
Чтоб силой сердца одолеть,
И люди шли, как нога в ногу,
Держа в телах могущество сердец.
А смерть ломала бревна,
Готовя развести костер в ночи,
И покидала туда всех поочередно,
Не сложно ей людей, видели, сжечь.
И мальчик видел тучи дыма,
Летающие в небесах.
Он наблюдал, он видел боль, уныние,
Но им уже не избежать конца.
Собрал тогда он волю
В свой маленький, но крепкий кулачок.
Не хочет он летать в деревьях
И задевать их кроны пеленой.
Шагнул навстречу смерти
И осторожно посмотрел в глаза:
Безжизненны, измучены и вечны.
И в силах разве выстоять он сам?
Ну, раз нашел - то действуй!
Если ведут тебя толпой, ты - нечто,
Не чувствуешь себя свободно и легко.
А тут один. И дуновение ты чувствуй хорошо.
Хотя, что думать? Есть же сила.
Герой закрыл глаза, представил он свое
Большое, барабаннещее сердце
Душе стало его легко-легко.
Представил свечку расписную,
Что озаряет, не давая темноте
Проникнуть в старые, закрытые альбомы,
Где те, кто остальных всегда нужней.
Представил, что они тут рядом,
Что может даже он дотронуться легко
До теплых, нежных рук, и взглядом
Считать с их глаз сильнейшую любовь.
Открыл глаза с угрозою во взоре,
Готовый выстоять за веру и добро.
Открыл, и ослепило солнце,
Которое светило из всего:
Из трещин в старых соснах,
Из окон, рек, сугробов...
Светилось и все небо,
Горя! Горя! и грея!
А смерть? Куда она пропала?
Малец ее не видел.
Искать? А это ему надо?
Да нет, и будь тогда ты весел.
И в образах рождались имена
И лица, что он хотел увидеть.
"Ты выстоял, добра, тепла любитель."
Послышалось из-за его спины.
Узнал он голос с первой буквы!
А битву можно было б подождать...
Зачем бежал? Не чтобы что-то встретить,
А чтобы научиться побеждать.
Чтоб не смотреть назад, когда сомненья давят,
Чтоб знать, что каждый день хорош,
Чтоб он хотел держать кого-то руку,
Чтобы на сердце было так тепло.
И мальчик понял - всё приходит.
Приходит, что должно придти.
Но праве мы еще, о, люди,
Решить: принять иль отпустить.
И справиться мы в силах тоже
С любою жизненной бедой,
Когда сердца наши пылают
Душевной, теплой добротой.
|
