В артериях улиц город,
Я - его лейкоцит.
Плаща поднимая ворот,
Дождями насквозь прошит.
В мутном стекле, в воде,
Скрыт еще больший мрак.
Так и в моей судьбе,
Что не цветок, то мак,
Что не

Жук на ладонь сел,
Я бы жука съел,
Но вегетарианец я,
Животных до слез любя-
Голый вбегу в магазин,
А ну-ка, тушенку с витрин,
Продавца обозвав козлом,
Ткну в негодяя «стыдом».
Нет, вам не взять

В краю родном цветут тюльпаны,
А мы глотаем пыль дорог,
Как псы, зализывая раны,
Под молоточный бой сапог.
За эшелоном эшелоны,
Кому куда, а нам на край,
Артиллерийских залпов стоны,
Ты слушай и

Ты наполняешь ядом меня,
Ты просишь больше и больше огня.
Не понимая, что вскоре сгорим,
И буду я за это судим.
Из малой искры рождаешь костер.
Я, словно зритель, а ты - мой актер,
Но где же финиш

Промокла кожа городская,
Льет с неба осень серый свет,
А ночь туманами вскипая,
Мир превращает в силуэт.
Приближу я свое дыханье
К прозрачной простыне окна,
Мой сплин сегодня созерцанье,
Бокал,

Все, что было со мною, ничего не значит,
Я открою окно, когда небо плачет,
Все, что было моим, улетело однажды
И поверь, не хочу ошибаться я дважды.
Пусть разденется утро и оденется ночь,
Сутки жизни моей вновь

В груди пылает сердце, бьется.
Дрожит как глупый мотылек,
С твоим теплом соприкоснется
И превратится в уголек.
Но вне огня быть не желая
Средь холодов устало жить,
Уж лучше так, за миг сгорая,
В миг этот

В этом что-то есть,
Золото в ветвях,
Облака как жесть,
Вкус дождя на губах.
Грусть, но не печаль
И музыка тихая.
Осени играет рояль,
Девчонка почти безликая
Его провожает вдаль,
В вокзальной

Просто обои в комнате
От взрослых тайны хранят,
О том, как в потайном городе
Феи ночами спят,
Как стражники - часовые,
Гладят густые усы,
Как лают совсем не злые,
Крылатые дикие псы.
Реки бегут

Загулялись детки в поле,
Дом остался за спиной,
Им легко дышать «на воле»
И бежать вслед за луной.
Мир чернел, сгущались краски,
Но игра вгоняла в раж
И мелькали шпаги-палки,
Нёсся крик: «На

Шипит старинный граммофон,
Паутиною дом порос,
Стены окрашены в тон -
Черных длинных волос.
Скрипит кресло-качалка,
Застыла с подносом в руках,
Прислуга-смуглянка,
Женщина в спелых годах.
Стоит на

Стоит в печали Анабэль,
Бела, как снежная метель,
Две розы: холод и огонь,
Сжимает хрупкая ладонь.
О, Анабэль, о, Анабэль,
Давно пуста моя постель
В кошмарном сне я слышу плачь
И вижу, как идет

Увидев их в первый раз, вы бы не нашли ни единого отличия. Но проведя с ними несколько часов, а самым прозорливым достаточно было бы и минуты, вы бы рассмеялись в лицо тому, кто сказал бы, что Дмитрий и Анатолий Старцевы родные братья. Даже явное внешнее сходство не заставило бы вас поверить, что в их жилах течет кровь одних родителей.
«Меня дурят!» - так бы сказали вы. И возможно были бы правы, хотя бы в том, что ваши сомнения искренни и не поддельны. Дмитрий и Анатолий были

Я люблю тебя,
А после многоточие…
Тишина слов не рожденных.
Я люблю тебя -
Однострочие
Чувств переплетенных.
Мне кажется... Мне все еще снится,
Ты с войны возвратился живой,
Весть о

Мы как будто из стали живой,
Из живой, но все же из стали,
Разделяет нас по прямой,
Лишь полметра и лиги печали.
Не измерить меж душ расстояния,
Никакою известной длиной,
Нет у бездны непонимания,
Ни